Американское издание The New York Times выпустило материал о ситуации с гагаузским языком с точки зрения его носителей, проживающих в Молдове. На родном языке говорит всё меньшее количество этнических гагаузов и тенденции печальные. Похожая ситуация складывается и с другими национальными меньшинствами в странах бывшего СССР, говорится в материале.
Борьба за сохранение гагаузского языка, представителя тюркской языковой группы, на котором говорит всё меньшее число людей в этническом анклаве Молдовы, отражает эмоциональную силу языковой лояльности на территории бывшего Советского Союза, утверждает The New York Times.
Пациент скорее жив, чем мёртв
Писатель Фёдор Занет пишет на гагаузском — малоизвестном тюркском языке, которым пользуется так мало людей, что, по мнению писателя, главная ценность его литературных трудов, вероятно, заключается в будущих учёных, интересующихся мёртвыми языками. «По крайней мере, у них будет что-то интересное для изучения», — приводит его слова издание.
Занет издал сборники стихов, написал более 20 книг, пьесы, перевёл на гагаузский произведения таких гигантов зарубежной литературы, как Мольер, и считается мастером своего родного языка. Однако его выдающиеся достижения не соответствуют масштабам его читательской аудитории, отмечается в статье. Собственные дети писателя не понимают ни слова из написанного им.
«Наш язык умирает, и через два-три поколения он будет мёртв», — сказал 65-летний автор в интервью, записанном в Комрате.
Другие собеседники издания настроены менее пессимистично и отмечают, что гагаузский язык, хотя и используется в быту и на работе всего несколькими тысячами человек, похож на турецкий и некоторые другие тюркские языки, широко распространённые в таких регионах бывшего Советского Союза, как Азербайджан и Средняя Азия.
Гагаузский язык всё менее используется, считает Гюллю Каранфил, лингвистка и поэтесса, преподающая гагаузский и турецкий языки в Комратском государственном университете, но «он является частью большой языковой семьи», насчитывающей более 300 млн человек, что превышает число говорящих на русском языке во всем мире.
«Но он не умрёт», — настаивает она.
Турция, Россия и США финансируют небольшие центры при университете для продвижения своих языков и, соответственно, влияния на них. Это соперничество коренится в постсоветской языковой политике, которая является особенно пагубным наследием прежнего правления Москвы, отмечается в тексте.
Продукт распада
С тех пор как в конце 1980-х годов империя Москвы стала распадаться, из-за языков начались жаркие споры и даже войны. Авторы приводят пример конфликта вокруг Нагорного Карабаха, в котором две недели назад вновь вспыхнуло насилие, и который начался в 1988 году после того, как армянские писатели пожаловались, что в регионе нет учебников и вещания на их языке. Это недовольство быстро переросло в более широкие требования культурного и политического самоопределения.
В феврале прошлого года президент России Владимир Путин направил войска в Украину, заявив, что русскоязычных жителей этой страны необходимо защитить от украинцев, стремящихся создать моноязычное украиноязычное «нацистское» государство.
Это неправда, но она отражает эмоциональную силу языковой лояльности на огромных пространствах, которые в советское время от Балтийского моря до Тихого океана были связаны гегемонистской властью русского языка, считают в NYT.
Игнат Казмали, бывший советский офицер и историк из Гагаузии, основал музей в своём родном селе Авдарма, расположенном к востоку от Комрата, чтобы попытаться изложить историю поселения в разные исторические периоды — русского, румынского, советского, а теперь и молдавского правления, в каждом из которых преобладал свой собственный язык.
Советский коммунизм, по его словам, «никогда не был интернационализмом, а был этнократией», системой, призванной обеспечить доминирование этнических русских и их языка, в то время как множество более мелких этнических групп и языков взаимодействовали друг с другом.
Большая «матрёшка»
Авторы статьи сравнивают Советский Союз после распада с разобранной матрёшкой, одна из которых — Молдова, другая — Грузия и так далее. «Матрёшка» из взаимно усиливающихся языковых и этнических претензий затронула этнические меньшинства, которые, в свою очередь, проживали в бывших республиках (например, гагаузы).
Рост молдавского национализма после распада Советского Союза и объявления независимости Молдовы вызвал тревогу у таких меньшинств, как гагаузы, которые в основном говорили на русском языке и боялись стать жертвой политики идентичности румыноязычного большинства Молдовы.
Мало кто из гагаузов к этому времени говорил на своём родном языке. В 1958 он преподавался в местных школах в течение короткого периода времени, но затем его отменили, поскольку Москва ускорила процесс навязывания русского языка. Однако страх перед ростом национализма среди молдавского большинства вызвал параллельное стремление гагаузской интеллигенции возродить и утвердить свой родной язык.
Тодур Мариноглу, активист гагаузского движения в 1980-х годах, вспоминает, что это сразу же привлекло внимание КГБ, проникшего в движение, чтобы отстранить от него активистов, искренне заинтересованных в сохранении местного языка, и продвинуть других, заинтересованных в сохранении Молдовы в составе Советского Союза.
По совам Мариноглу, за ним установили наблюдение, а однажды доставили на допрос по подозрению в том, что он является «пантюркистским» боевиком, находящимся в сговоре с Турцией, страной-членом НАТО. Он же утверждал, что его единственной реальной заботой является возрождение родного языка.
На гребне волны возрождения
Понимая, что Советский Союз распадается, местная коммунистическая элита Гагаузии, по крайней мере на короткое время, вскочила на волну возрождения гагаузского языка, хотя многие на нём не говорили. Они поддержали создание в 1988 году газеты «Ана созу», что в переводе означает «Родной язык», первой в регионе газеты, выходившей полностью на гагаузском языке. Её редактором стал писатель Фёдор Занет.
Через год они провозгласили Гагаузию независимым государством, якобы для защиты гагаузского языка, но в основном для защиты собственных позиций от румыноязычных молдавских националистов, пишет NYT.
Молдова согласилась предоставить региону автономию, и с тех пор в этом образовании доминируют политики, говорящие на русском языке и практически не знающие ни гагаузского, ни румынского, несмотря на законодательное требование, чтобы все чиновники автономного правительства владели местным тюркским языком.
«Официальные документы никогда не писались на гагаузском языке, — говорит бывший активист г-н Мариноглу, — поэтому ничего не изменилось. Все на русском языке. Это могила нашего родного языка».
Из 45 средних школ региона в 42 преподавание ведётся на русском языке, в 2 — на румынском и в одной — на обоих. В них есть уроки гагаузского языка как второго, но многие родители хотят, чтобы их дети сосредоточились на изучении русского языка, который, по их мнению, является показателем образованности и социального статуса, приводит данные издание.
Местные власти стараются
Начальник регионального управления образования Наталья Кристева говорит, что работает над популяризацией гагаузского языка: в 2021 году она запустила программу трехъязычных детских садов, в которых дети в разные дни должны говорить на русском, румынском и гагаузском языках.
По её словам, для неё стало большим потрясением, когда в 2010 году ООН объявила гагаузский язык исчезающим — одним из более чем 2 600 языков из 6 700распространённых в мире, которые в настоящее время классифицируются как находящиеся под угрозой исчезновения.
С её слов, в детстве Кристева говорила на гагаузском языке с отцом, но училась в школе на русском языке и в работе на протяжении всей карьеры использовала только русский, поэтому сейчас она испытывает трудности в общении на родном языке.
У малых языков нет будущего?
В 2018 году усилия по сохранению языка получили, казалось бы, большой импульс, когда после нескольких месяцев бурных дебатов региональный орган власти принял новый закон о «расширении сферы использования гагаузского языка», включающий требование к чиновникам обязательно владеть им, напоминает NYT.
Елена Карамит, соавтор закона и директор музея в Авдарме, говорит, что новые правила соблюдаются не всегда.
«Если бы люди на самом верху говорили на гагаузском языке и начали использовать его в публичных выступлениях, они бы подали пример. Но они все говорят по-русски», — сказала она в интервью, которое также проводилось на русском языке.
Ирина Константинова, директор местного отделения Академии наук Молдовы, владеющая гагаузским языком, говорит, что это требование, по крайней мере, помогло снять клеймо, наложенное на гагаузов ещё в советские времена.
Её ведомство подготовило десяток учебников для госслужащих, желающих выучить язык, детские книги и серию русско-гагаузских словарей, охватывающих специализированные словари для таких областей, как медицина и торговля.
Фёдор Занет, писатель и редактор газеты, сохранил свой малотиражный журнал благодаря поддержке Турецкого агентства по зарубежному развитию, но всё равно мрачно смотрит на выживание родного языка.
«У малых языков нет будущего», — говорит он. «Будущее за большими языками — английским, русским, китайским и турецким».
